На рубеже

                     
                КАК ШЛИ К ПОБЕДЕ

Страницы жизни ветерана Великой Отечественной войны – Якова Николаевича Пугачева. Материал подготовлен по его рассказам с учетом исторического периода фронтовых событий.

Второй год войны был напряженным. Он начался общим наступлением Советской Армии на огромном фронте от северо-запада нашей страны до Черного моря. Летом сменился периодом тяжелых оборонительных боев и отступлением наших войск до берегов Волги  и Кавказа.

                                    

Сталинградская битва стала одним из самых выдающихся событий Великой Отечественной войны и Второй мировой в целом. Она имеет два периода: с 17 июля по 19 ноября 1942 года и наступательный – с 19 ноября 1942 года по 2 февраля 1943 года. Сражение продолжалось шесть с половиной месяцев. С обеих сторон в нем участвовало свыше 2 миллионов человек и огромное количество боевой техники.

 - Василия убили… убили Василия, - причитала мать.
Отец тоже был очень встревожен, он  ходил по прихожей, сдавливая руками  голову, то запрокидывая ее, то  переводя взор на окно и взгляд его уходил  далеко-далеко…

Яков, собравшийся ехать на работу в Лукошинский клуб, узнал, что началась война. Брат служил на границе, в Бресте, и, очевидно, родительское сердце подсказывало это горе.

«Горе было всем. Мужчин забирали в армию, слышался плач… Чтобы хоть немного утешить народ лукошинцы готовили спектакль. Парни и девчата, посоветовавшись, подобрали пьесу, отрепетировали, хорошо афишировали. Сельчан набралось так много в маленьком клубе, что не хватало места. Все были очень довольны, уходить не торопились. В клубе была гармошка и балалайка, гитара и мандолина. Многие ребята хорошо играли на инструментах. После спектакля, раздвинули скамейки и устроили танцы. Как-то всем стало весело. Будто ничего и не случилось…»

Повестка на фронт пришла на 19 декабря. Разом брали парней рождения 1922-1923 годов. Это был самый большой призыв из села. Якова зачислили в полковую школу. Подготовку проходил в Татарске. Изучали, в основном, стрелковое оружие и особенно противотанковое ружье, а также технику ведения боя. Спали на нарах, вповалку, без постели, по-солдатски: шинель под боком, ею же и укрывались. Питались плохо, но гоняли, как следует. Часто поднимали по тревоге, ходили в походы».

В ту ночь Яков вместе с группой товарищей шел на задание. Лыжи легко скользили по снежному насту. Мороз крепчал. Курсант почувствовал, что ноги словно иголками пронзает боль. Испугался – не обморозить бы.
– Замерз я, – шепнул товарищу. – Ног не чувствую.



Узнав о случившемся, командир отделения долго гонял молодого бойца, подавая команды с небольшим казахским акцентом.
Согревшись, Яков благодарно улыбнулся оттаявшими губами, вытер катившийся из-под  шапки пот.

Но простуда все-таки дала о себе знать. Две недели пролежал в санчасти.
…А через шесть месяцев в звании младшего сержанта восемнадцатилетний, немного возмужавший, но еще совсем мальчишка, в составе противотанковой роты ехал Пугачев на Запад, под Рязань. Там громыхали орудия, рвались мины, кружили самолеты с пугающей свастикой.

Воинские подразделения 385 полка заняли оборону вдоль далеко протянувшегося оврага. Окопались и ждали распоряжений своих командиров.Группа бойцов спокойно вышла на террасу и продвигалась вдоль ее изгиба. В овраге зеленела сочная трава, щелкали кузнечики, вот вспорхнула незнакомая птица. Яков проводил ее взглядом. Медленно и уверенно взмахивая крыльями, она словно плыла, плыла прямо к облакам… Взор невольно переключился:

– Ложись, – закричал неожиданно для себя Яков. Парни, прильнув к земле, наблюдали, как вдоль оврага летел немецкий бомбардировщик и прямо на его крыльях «висели два «ястребка». Они, подобно птице, что только скрылась в небесном просторе, плавно качали крыльями и, будто скользя, опускались вслед за мощной машиной, которая первой коснулась земли. Приземлились и советские летчики. Оказывается, рядом находился аэродром.

– Молодцы ребята, – гордость переполнила сердца молодых бойцов, наблюдавших картину преследования. Продолжать путь не стали. Немного собрав ягод и зеленого ореха, бросая на ходу в рот, поспешили к своим окопам.
Из-под Рязани части вскоре перебросили на Сталинград.

…Шли к Дону. По команде заняли вторую линию обороны. Вторую-то вторую, но немец яростно бомбил, прорываясь сквозь шквальный огонь батарей передовой. Передышки, видимо, там не было. То и дело слышались раскаты. Вражеские самолеты кружили над головами бойцов развернувшихся  подразделений. Немцы, не опасаясь, что с двух сторон могут быть сбитыми, удары наносили нагло и ожесточенно. Сплошной рев стоял днем и до сумерек.

Три дня прошло, как сибиряки окопались на подступах к Сталинграду. И хотя до передовой не так уж близко, были среди  них уже и раненые, и убитые.
И снова команда. Нужно под прикрытием темноты пройти железнодорожный мост, форсированным маршем еще километров пятнадцать и закрепиться.

Стояла странная тишина. В окопах каждый думал о своем. Еще не видевшие в лицо врага, но по-мальчишески чувствуя себя героями, парни писали письма домой. Они грозились отомстить, мечтали о встречах с родными. Не знали, что проснувшись с ужасом узнают, что попали в окружение…

– Река, что ли горит?!
– Почему так светло?
– Приготовиться к от-ступ-ле-н-и-ю!..
Команды и крики недоумения, шум приближающегося боя – все смешалось.
Станция Чир полыхала. Яркие блики огромного пожарища отражались в  донской воде…
По донесениям еще оставался какой-то коридор, по которому можно было вырваться из  окружения.
– Бегом! Ма-а-рш!..

Через семь-восемь километров отступающих накрыл минометный огонь. Кто продолжал бежать, кто падал.
– А-а-а! Ой, мамочка! – кричал, будто прощаясь с жизнью, легко раненный замполит.
– Перевяжите, – кивнул в его сторону командир.

Скрывшись в высокой  ржи, бойцы перевязали  ногу раненому. Замполита с той поры никто не видел.
– Скорее всего, в другой части наш паникер, – рассуждали бойцы.
Отступающие укрылись в этой спасительной хлебной полосе.
Немец, видимо, потеряв их из виду, прекратил обстрел.
– Окопаться, – преодолев еще километров двенадцать-пятнадцать, услышали продолжавшие путь солдаты.

И в который раз за последние дни стрелковая рота вонзает в землю саперные лопатки и роет, роет укрытие мозолистыми руками, хотя их никто и не чувствует, так как у каждого одна мысль «Скорее, скорее! В любую минуту могут появиться  фашисты».

Так и случилось. В пыли трудно было разобрать, сколько идет танков, тем более что шли они колонной. Но по гулу догадывались – много.
– Не успели, – подумал Яков. Ему, высокорослому, окоп был только по колено.
Хорошо, что хоть рожь над головой. Позиция была вроде бы и неплохой, врага видишь только ты. Да только куда против танков со своим снаряжением, противотанковые ружья да  гранаты.

Первый танк продвигался стремительно. Видимо, разведка еще не успела  донести, что всего полтора часа назад оборону заняла противотанковая рота, на нее  шли более 20 танков… Шли один за другим, медленно, не открывая огня. Потом остановились на минуту-другую. И стремительно стальная лавина двинулась дальше, оставляя на крутом спуске четкие следы гусениц.
                                      

 Напряжение росло, порой казалось, что вот сейчас эти чудовища с пушками и пулеметами, упрятанными в броню, надвинутся, сомкнутся, пройдут через окопы, а потому парни поклялись, что не отступят. Они верили в свои силы. Каждый знал – веру терять нельзя. Там, дома, им тоже верят, все верят.

Подбадривая  бойцов, пожилой командир произнес:
– Спокойно. Сейчас мы их начнем щелкать. Огонь только по моей команде.
Он твердо сжимал в руке пистолет и, глядя на эту руку, все ждали сигнала.
Вот уже триста метров, двести… Теперь оказались совсем рядом. Яков сжимал ствол винтовки, в расчете он был первым номером, ожидая начала боя.

Наконец прозвучала долгожданная команда:
– Огонь!
Оружия одновременно дернулись. Яков видел, как задымился первый танк, остановился второй, а его перебитая гусеница змейкой скользнула с катков. Это был одновременный, почти в упор, выстрел 25 противотанковых ружей. Фашисты в замешательстве. Танковая линия накатывала все ближе и ближе. Выстрел.
– Огонь!– как бич хлестнула команда.

Противник, нарушив колонну, стал разворачиваться по фронту. Обороняющиеся, приободренные первыми успехами, стреляли уже с колена. Стволы вражеских танков повернулись к полосе, огонь нарастал. Несколько снарядов упали почти рядом с позицией. Снаряды рвались спереди и сзади. Но гитлеровцы стреляли наугад. Не выдержав, в замешательстве начали отходить. Они не ожидали здесь встретить заслон. Некоторые пробовали отбуксировать подбитые машины. В стороне один танк, тяжело передвигаясь, силился догнать своих.

«Кондрашов схватил гранату (он был вторым номером в расчете Пугачева) и бросился вперед. Проворно заскочив на танк, сумел захватить в плен троих…».
– Прекратить огонь! – громко, но совсем спокойно произнес командир.
Сейчас было выгодно немного выждать, чтобы не дать врагу засечь позиции закрепившихся подразделений.

Полыхали копны и скирды. Горели подбитые танки. Подувший ветер разгонял всю эту копоть, и она пеленала поле. Начинало смеркаться. Бойцы, не выходя из укрытия, насчитали девять танков подбитыми в этом первом неравном бою. (После войны, при встрече друзей Погорелов скажет, что  их было больше).

С рассветом гитлеровцы опять пошли в атаку. Пришлось несколько раз под тяжелым обстрелом отходить, возвращаться в свои окопы. Станция Чир еще не была занята. После короткого затишья противник с еще большей яростью открывал огонь. Снаряды рвались в разных местах, беспорядочно, как и раньше… Шли дни. Немцы бомбили теперь с воздуха. Русские же летчики из-за большого превосходства неприятеля появлялись в небе только ночью. Они сбрасывали продукты  и  боеприпасы.

Почти ежедневно советские бойцы броском выходили из-под огня, занимали удобную позицию, а немец обрушивал на них ураган металла. Снаряды с воем падали совсем рядом, образуя облака пыли, дыма…
…Лицо будто ошпарили, и огонь полетел из-под груди.
– Товарищ сержант, вы ранены? – бросился на помощь рядом стоявший боец.
Яков трогает себя. Вроде боли не чувствует. Вроде цел.(Отметина  этого  боя на всю  жизнь останется  на лице).
Убито несколько ребят. Тяжело ранен командир – оторвало руку. Приказ: принять командование Пугачеву.

Это было тяжелое время. Шаг за шагом, метр за метром выходили бойцы из-под яростного огня противника, занимали удобную позицию и открывали огонь. Метров сто оставалось до речушки Чир. Здесь они держали оборону несколько дней. Правда, много раз приходилось менять дислокацию. В роте не хватало бойцов, оружия. И вот снова приказ – идти в наступление. Уже не думали о значении данного боя. Ясно было, что тут не простая арифметика…

 Собрав силы, пошли в наступление и… от неожиданно грохочущего свиста прижались к земле. Снаряды ложились не так далеко, примерно в километре, но что там было… Казалось, горела земля. Это били наши «катюши».